Брешь в сознании и симулякры: Вокин Йеборок и Хтонические Гортани в штабе ЕСМ
9 августа активисты Евразийского Союза Молодежи представили своей постоянной публике новый проект – театр Безднопад. Тем самым секретный план культурно-политической имплозии двинулся по намеченным маршрутам консервативной революции. Аккурат, как бронепоезд.
Первый, экспериментальный сеанс был построен в пародирующем классический театр стиле. Пьеса Игоря Коробейникова «Родолюбие» представляла из себя диалог язычника с философом. Два актера, которые должны были их играть, не имели сценария, и поэтому их задачей было импровизированно войти в роль своего героя, каждого из которых разными голосами озвучивал невидимый суфлер за портьерой. Диалог двух героев был построен на споре ужаса философа перед бездной и беззаботного поклонения язычника знанию своих предков. Кульминацией спора стало появление «трикстера» с пистолетом в бально-маскарадной маске, который убивает спорщиков, показывая зрителю, что суфлером актеров-героев на самом деле был он и им и был обусловлен их спор и импровизация. Тема «трикстерства» уже давно волнует активистов ЕСМ. Особенно остро она встала в летнем учебном лагере «Селигер», которое организовало движение «Наши» и в котором гостями были евразийцы. По их словам, невидимое присутствие «трикстера» или «трикстеров» чувствовалось там во всем и все их сценарии безошибочно были проиграны. «Селигер» был театром, думалось им.
Затем из абсолютной темноты в свете прожектора появился хэдлайнер представления Вокин Йеборок. Могильного вида грим и мерцающие в разных углах помещения картины разорванных или подверженных генетическим мутациям младенцев. Все это как будто говорило, что Кали пришла к нам, и забирает детей человеческих, не успевших стать съеденными на темных алтарях капаликов. Вокин Йеборок молодой поэт, тексты которого обращены к темным сторонам индийской мифологии. Зритель с западным мышлением, безусловно, окрестил бы все происходящее сатанизмом. Но именно ему и адресует свою поэзию Йеборок. Ему, дуальность которого крадет темные аспекты абсолюта, отчего «человечество ночует под шконкой». Ситуацию с мраком ухудшало звуковое сопровождение, которое обеспечили участники группы «Ниргуна», в театральном аспекте представшие, как «хтонические гортани». Все происходящее зачастую напоминало доведенную до абсурда рэп-битву, когда хаотические переливы звуков сочетались с вколачивающей энергетикой хип-хопа и страшными проклятиями в адрес всего сущего.
Третьей частью сеанса «Безднопада» стало выступление самой Ниргуны. На этот раз с обновленным звуком, в котором стало больше электроники и шума. Если раньше звук Ниргуны был похож на эксперименты Егора Летова и Олега Судакова, то теперь он приобрел больше аутентичных черт, что в совокупности с поэзией солиста группы Ильи Лазарева, медленно затягивающей в трясину потустороннего, погружает в слушателя в сложнейшие ландшафты катарсиса и сверхязыковых интуиций. Во время выступления фронтмэн группы часто исчезал из единственного круга света прожектора в абсолютно темном зале, а иногда там появлялась одна его тень, что создавало ощущение, что именно она поет, а то, от чего она падает, полностью отсутствует. Песня без автора.
Когда представление было закончено, и в зале был зажжен свет, зрители долгое время сидели молча, пытаясь, видимо сформулировать возникшие в них ощущения. Очевидно это и было основной задачей театра – показать им состояние бреши сознания, той самой, которую еще не успело заполнить всепоглощающее внимание постмодерна очередным рядом симулякров.
Первый, экспериментальный сеанс был построен в пародирующем классический театр стиле. Пьеса Игоря Коробейникова «Родолюбие» представляла из себя диалог язычника с философом. Два актера, которые должны были их играть, не имели сценария, и поэтому их задачей было импровизированно войти в роль своего героя, каждого из которых разными голосами озвучивал невидимый суфлер за портьерой. Диалог двух героев был построен на споре ужаса философа перед бездной и беззаботного поклонения язычника знанию своих предков. Кульминацией спора стало появление «трикстера» с пистолетом в бально-маскарадной маске, который убивает спорщиков, показывая зрителю, что суфлером актеров-героев на самом деле был он и им и был обусловлен их спор и импровизация. Тема «трикстерства» уже давно волнует активистов ЕСМ. Особенно остро она встала в летнем учебном лагере «Селигер», которое организовало движение «Наши» и в котором гостями были евразийцы. По их словам, невидимое присутствие «трикстера» или «трикстеров» чувствовалось там во всем и все их сценарии безошибочно были проиграны. «Селигер» был театром, думалось им.
Затем из абсолютной темноты в свете прожектора появился хэдлайнер представления Вокин Йеборок. Могильного вида грим и мерцающие в разных углах помещения картины разорванных или подверженных генетическим мутациям младенцев. Все это как будто говорило, что Кали пришла к нам, и забирает детей человеческих, не успевших стать съеденными на темных алтарях капаликов. Вокин Йеборок молодой поэт, тексты которого обращены к темным сторонам индийской мифологии. Зритель с западным мышлением, безусловно, окрестил бы все происходящее сатанизмом. Но именно ему и адресует свою поэзию Йеборок. Ему, дуальность которого крадет темные аспекты абсолюта, отчего «человечество ночует под шконкой». Ситуацию с мраком ухудшало звуковое сопровождение, которое обеспечили участники группы «Ниргуна», в театральном аспекте представшие, как «хтонические гортани». Все происходящее зачастую напоминало доведенную до абсурда рэп-битву, когда хаотические переливы звуков сочетались с вколачивающей энергетикой хип-хопа и страшными проклятиями в адрес всего сущего.
Третьей частью сеанса «Безднопада» стало выступление самой Ниргуны. На этот раз с обновленным звуком, в котором стало больше электроники и шума. Если раньше звук Ниргуны был похож на эксперименты Егора Летова и Олега Судакова, то теперь он приобрел больше аутентичных черт, что в совокупности с поэзией солиста группы Ильи Лазарева, медленно затягивающей в трясину потустороннего, погружает в слушателя в сложнейшие ландшафты катарсиса и сверхязыковых интуиций. Во время выступления фронтмэн группы часто исчезал из единственного круга света прожектора в абсолютно темном зале, а иногда там появлялась одна его тень, что создавало ощущение, что именно она поет, а то, от чего она падает, полностью отсутствует. Песня без автора.
Когда представление было закончено, и в зале был зажжен свет, зрители долгое время сидели молча, пытаясь, видимо сформулировать возникшие в них ощущения. Очевидно это и было основной задачей театра – показать им состояние бреши сознания, той самой, которую еще не успело заполнить всепоглощающее внимание постмодерна очередным рядом симулякров.
Комментарии